Поездка Владимира Зеленского в Вашингтон обернулась не только дипломатическим скандалом, но и серьезным сдвигом в политической игре вокруг Украины. Дональд Трамп требует от Киева уступок в обмен на поддержку, но Украина не спешит рисковать без гарантий безопасности. Европа предлагает свой вариант мирного плана, но хватит ли у нее рычагов, чтобы заставить Россию принять его? Насколько Трамп вообще заинтересован в затяжных переговорах, если он предпочитает быстрые сделки? А что, если его единственный план — просто выйти из игры, оставив Украину, Европу и Россию разбираться между собой? Какие сценарии могут ждать Киев в ближайшие месяцы, и как общество в Украине воспринимает эти попытки урегулирования конфликта? На вопросы Republic отвечает украинский политолог, директор Украинского института политики Руслан Бортник.
— Судя по последним событиям, мир становится ближе для Украины или, наоборот, отдаляется?
— Если мы говорим о мире как о совокупности народов и государств, то Украина остается, конечно, в фокусе внимания. Буквально вчера смотрел гугл-тренды. Это если говорить шутя, причем этот фокус внимания мы понимаем часто без позитивной коннотации, в лучшем случае — сочувствия. Если мы говорим о том, приближается ли завершение войны, мир как завершение войны, то я думаю, что все же да, что, наверное, экватор войны уже пройден. Правда, надо понимать, что война может закончиться не мирным соглашением — она может закончиться военным путем. Прохождение линии этого экватора означает, что стороны уже использовали свои ключевые ресурсы, военные ресурсы, и для высокой интенсивности войны еще на три года ресурсов у сторон нет. Поэтому война может закончиться или миром, или поражением одной из сторон.
— Все-таки у России, на сторону которой ко всему прочему буквально перешел Дональд Трамп, больше шансов не закончить эту войну своим поражением?
— Все непросто, поскольку этот конфликт имеет геополитический характер. Эта война — как матрешка. На самом верхнем уровне — это геополитическое противостояние между Востоком и Западом за право возглавить глобализацию, за право установить новые глобальные правила, за право овладеть ключевыми технологиями, за право доминировать в мире в политическом, экономическом и военном плане. На более низком уровне — это региональный конфликт, очень характерный для Европы. С этих региональных европейских конфликтов начались в свое время две мировые войны. И на третьем, низшем уровне — это фактически гражданская война на просторах Советского Союза.
Это не гражданская война Украины, это гражданская война советских элит против более национально ориентированных. Это война за советское наследие, за то, каким будет постсоветское пространство: будет ли оно таким, как Россия, или таким, как Украина.
Поэтому эта война имеет много сложностей, много уровней, и надеяться решить ее только действиями на одном уровне — безнадежно. Потому что политически пытались договориться в 2014 году — на верхнем, геополитическом уровне, когда США игнорировали аннексию Крыма. На более низких уровнях пытались договориться во время Минских соглашений — на региональном уровне, во время украино-российских многочисленных переговоров в 2014–2015 годах. Без одновременных действий на всех уровнях переговоры не дадут результата. В лучшем случае они могут снизить градус противостояния, перевести конфликт на будущее, но он все равно будет сохранять потенциал для развития.
И, отвечая на ваш вопрос в таком ключе — вы должны понимать: индивидуальные возможности Украины и России продолжать войну не являются критически определяющими для ее продолжения. Потому что в случае ухудшения ситуации для Украины, если это не будет соответствовать интересам наших западных союзников, Украина будет усилена — вооружениями, деньгами, добровольцами. И война продолжится. В случае реальной угрозы поражения России — я думаю, что Россия тоже будет усилена странами Глобального Юга, которые не заинтересованы в ее поражении. Прежде всего Китаем, который разделяет геополитические цели Российской Федерации.
С этой точки зрения работает и территориальная логика. Даже захват всей территории Украины не означает конца войны. Скорее всего, он означает перенос войны на другие территории, уже сопредельные с Украиной. Прежде всего — на страны Балтии, на Молдову, потом, возможно, на Южную Европу, если захват случился в интересах России.
Падение России, отход России из всех захваченных территорий, внутренняя дестабилизация России — тоже не означают конец войны. Скорее всего, это означает продолжение войны уже внутри российской территории. Для того чтобы этот конфликт завершить, во-первых, на него не надо смотреть плоско. А во-вторых, необходимо подготовить действия одновременно как минимум на трех уровнях и в трех измерениях — политики, геополитики и экономики.
— Как вы считаете, происходит ли сейчас нечто подобное сейчас на этих уровнях? Я имею в виду попытки найти решение на разных уровнях. США пытаются напрямую договариваться с Россией, Европа ищет способы защитить Украину.
— Думаю, Трамп не перешел на сторону России, ни в коем случае. Они всегда были на одной стороне. И это не потому, что Трамп российский агент, или Путин агент американский. Это потому, что мы сегодня имеем дело с глобальным противостоянием внутри западного мира, которому принадлежит на самом деле и Украина, и Россия. Мы часть этой общей христианской цивилизации, европейской культуры, далекая, разная, специфическая, но часть. Противостояние между глобальными консервативными элитами и глобальными либеральными элитами за модели глобализации, модели развития социума, модели развития экономики, модели управления. И с этой точки зрения, если посмотреть на это с этой точки зрения, становятся абсолютно понятными и логичными все действия Трампа.
Он всегда принадлежал к лагерю консерваторов, к которым также принадлежит и Путин, и Си Цзиньпин, и многие другие лидеры.
Настоящими врагами Трампа, как минимум сейчас, являются американские демократы и либеральные правительства в Европе, которые ориентируются на американских демократов, и Украина, к сожалению, которая все время поддерживалась либеральными правительствами.
Поэтому с точки зрения стратегической борьбы с глубинным американским государством внутри США и интегральным, глубинным либеральным государством за границей, Трамп действует абсолютно логично. Он не подыгрывает Путину. Какое-то время он может идти рядом с Путиным по одной дороге — борьбы с либеральными демократическими правительствами и глубинным государством. Это их точка зрения. Я не говорю, что это правильно или неправильно. У меня другая точка зрения. Но их точка зрения такова: мы вместе боремся против этого либерального интернационала, который создал в мире кризис, который привел к тому, что мы перестали развиваться. Как долго они будут идти вместе — вопрос открытый. Но я думаю, что на судьбу Украины и Европы этого может хватить.
Как минимум первые фазы, несколько лет, Трамп вполне может придерживаться этого курса. Главная его задача при этом — нанести поражение Демократической партии внутри США, показав, что он завершил конфликт, который они начали и не могли потушить, на который они тратили много денег, а Трамп возвращает деньги. Главная его задача — нанести поражение либеральным правительствам в Европе во Франции, в Британии, чтобы они не замышляли «измену», ведь их правительства все время поддерживали Байдена, Харрис. И эта его задача совпадает с задачами других консервативных правительств, в том числе в Европе. И, конечно, Украина — один из таймов этой игры по нанесению поражения этому глобальному либеральному истеблишменту.
— Кажется, что соотношение сил неравное, или это не так?
— Это не так, потому что мы не видим всех сил. Если мы говорим об информационных, политических возможностях, возможностях социальной инженерии, то у либерального истеблишмента опыт больше, да и ресурсы остаются огромными. Если мы говорим о производственных силах, о грубой силе, то, наверное, у консерваторов сегодня больше возможностей. Причем украинское правительство пытается играть свою игру. Но главная причина кризиса между Зеленским и Трампом — это не только разрыв поколений и борьба за одну сцену в какие-то моменты.
Им необходимо сотрудничать, им необходима коммуникация. Но они существуют в разных измерениях: Трамп пытается достигнуть глобальных целей, и для него Украина — это еще одна разменная монета, одна фаза, одна тема для переговоров. А для Зеленского, конечно, Украина — это все, что у него есть. И он ставит очень узкие, точечные, тактические цели, тактические требования в отношении Трампа, которые Трамп даже и рассматривать не хочет, потому что он смотрит дальше за горизонт, и он не считает, что эти цели могут быть учтены. И в целом это приводит к тому, что между сторонами — просто непонимание. Они, даже говоря об одних тех вещах, не ища конфликта, на самом деле наталкиваются на стену непонимания, которая достаточно быстро может трансформироваться в агрессию и конфликты.
— Как вы думаете, если бы на последней встрече в Вашингтоне Зеленский говорил с Трампом на одном языке и они действительно понимали друг друга — или на его месте был бы другой человек — к чему бы это привело? Насколько была оправдана реакция Зеленского в той ситуации?
— На языке Трампа разговаривают Путин, Си Цзиньпин и некоторые другие лидеры. Даже европейские лидеры, Стармер и Макрон, пытались адаптироваться, приспособиться к Трампу. К европейским элитам сейчас четко приходит понимание того, что противодействовать Трампу нельзя. Просто вызовешь агрессию, какие-то дополнительные конфликты и ограничения, поэтому необходимо адаптироваться.
Это как ураган: в Европе надеются, что пусть он сильный, но быстро пройдет — потом снова будет лазурное небо. Они надеются выиграть время в надежде на то, что Трамп пришел снова не очень надолго.
Мне кажется, что Владимиру Александровичу Зеленскому необходимо было вести себя так, как президент Франции или премьер-министр Британии. То есть необходимо было больше создавать позитивную атмосферу и меньше выдвигать на публике какие-то требования, пожелания, и тем более жалобы, которые касаются Трампа. Трамп, поскольку он суперпопулист, он остается очень уязвимым к внешнему восприятию его образа, к публичной репутации. И кто-либо, кто поставит эту репутацию под сомнение, сразу же будет попадать в лучшем случае под остракизм, изгнание, исключение. В худшем случае — подвергнется агрессии и нападению со стороны Трампа и его окружения.
— Как вы думаете, понимают ли это в администрации президента Украины?
— Мне кажется, сейчас европейские партнеры пытаются убедить Зеленского немного снизить градус, возможно, извиниться перед Трампом, пойти дорогой адаптации. Сможет ли украинское правительство это сделать, вопрос открытый, но скорее да, чем нет. Потому что без системной поддержки США Украина не сможет победить в этой войне, не сможет даже выстоять в этой войне. А имея США в качестве врага, у Украины мало шансов просто уцелеть в этой войне. Это понимают прекрасно наши элиты, об этом говорят украинскому президенту. Поэтому я думаю, что Украина попытается снизить градус напряжения, в то же время сохранить американский интерес к тем же самым полезным ископаемым, используя его как ниточку, держась за которую, Зеленский должен вернуться обратно через политические лабиринты Минотавра в Белый дом.
— Похоже, что Зеленский все-таки пошел на примирение с Трампом. Во вторник в своем заявлении он выразил сожаление о том, как прошла их встреча в Белом доме, и заявил о готовности Киева работать под его «сильным руководством» для достижения мира. Можно ли расценивать это как извинение?
— Зеленский, безусловно, пытается смягчить ситуацию, но воспримет ли Трамп это как извинение — пока открытый вопрос. Нужно наблюдать за развитием событий. Формальных извинений перед Трампом нет, есть лишь благодарность за поставки «Джавелинов». При этом Зеленский пытается продвинуть европейский подход к мирному урегулированию, но это тоже крайне сложно. Например, обмен пленными, который президент Украины поставил в приоритет, требует значительных уступок от России. В Украине удерживают несколько сотен российских военных, тогда как в России — около 8 тысяч украинских. Это явно неравноценный обмен. Поэтому требование «всех на всех» фактически загоняет Россию в тупик, вынуждая ее идти на непропорциональные уступки. Таким образом, пока что это выглядит как продолжение игры. Теперь все зависит от того, согласится ли Трамп принять это за извинение или нет. У него есть все основания не согласиться, выбор остается за ним.
— Многие эксперты объясняют, что эта сделка по редкоземельным металлам и ресурсам на самом деле не приносит США материальной выгоды, а для Украины вовсе не является кабальной. Она скорее имеет символическое значение для Трампа и Украины, которое застолбит их сотрудничество. Так ли это?
— И да, и нет. Сейчас попробую объяснить. Конечно, если говорить о рамочном соглашении о сотрудничестве между сторонами, о создании специального фонда, то с юридической точки зрения оно выглядит пустым. В нем нет четко прописанных прав и обязанностей сторон, конкретных условий распределения прибыли, инвестиций, сроков. Все это должно быть определено в последующем соглашении о функционировании фонда и его положении.
Но не все так просто. Если смотреть на документ с точки зрения политического управления, в нем есть важные положения. Например, обязательство партнеров избегать сотрудничества с подсанкционными странами и третьими странами, против которых выступает партнер. На практике это означает, что США фактически закрепляют за собой не только контроль над полезными ископаемыми Украины, но и над ее инфраструктурой, энергетикой, макроэкономикой. А контролируя экономику, они получают рычаги влияния на украинскую политику, а значит — и на страну в целом.
У США появится право вето на любое экономическое и политическое сотрудничество Украины с другими государствами. При этом они не дают Киеву взамен жестких обязательств или гарантий безопасности.
То есть с точки зрения текущих экономических выгод это соглашение действительно выглядит пустым, но стратегически оно крайне важно. Если документ будет ратифицирован парламентом, он предопределит курс Украины и закрепит американское влияние на многие годы, а возможно, и десятилетия вперед.
— Как вы считаете, это достойная плата, чтобы Россия больше никогда не претендовала на влияние в Украине и не нападала на нее?
— Так хотел бы украинский президент, чтобы это соглашение равнялось прямым публичным гарантиям безопасности. Но Трамп рассматривает это соглашение как оплату за «ранее оказанные услуги». В этом и большая проблема. Да, США говорят, и мы это прекрасно понимаем, что американское присутствие в Украине, интерес к Украине, будет определенной гарантией. Но не безопасности. Это будет гарантия того, что об украинских вопросах будут говорить с США. Но это не будет гарантией того, что США не разменяют Украину в своих интересах другим геополитическим игрокам. В этом большая разница.
— Путин тоже начал предлагать США редкоземельные металлы, привлекая внимание Трампа. Даже Лукашенко поручил специалистам искать их в Беларуси. В чем суть этой борьбы за соглашение с Трампом?
— Сейчас 70% редкоземельных металлов США получают из Китая — своего главного геополитического и экономического конкурента. Все это понимают. В глазах США ценность любого партнера напрямую связана с объемами редкоземельных металлов на его территории, потому что Вашингтон стремится снизить зависимость от внешних поставок, особенно китайских.
Поэтому Путин пытается предложить Трампу гораздо более выгодную сделку. Российские месторождения уже значительно разработаны, не требуют столь крупных инвестиций, а взамен Москва рассчитывает на снятие санкций с российского экспорта, банковского и энергетического секторов.
Фактически Россия готова заплатить Трампу за отмену санкций. В таком же ключе действует и Беларусь, и, думаю, вскоре появятся другие страны, предлагающие США аналогичные услуги.
Трамп склонен к быстрым сделкам. Я сейчас читаю одну из его книг — он считает, что если сделка не состоялась в течение пары недель, то она не имеет шансов состояться. Именно поэтому Трамп так подстегивает процессы, а его потенциальные партнеры и контрпартнеры так спешат.
— Если Трамп хочет быстро подтолкнуть Зеленского к сделке, правильную ли он выбрал тактику с его публичным унижением?
— Я думаю, что в данном случае в Белом доме произошел эксцесс исполнителя. Мне показалось, что в начале диалога все было достаточно органично — я внимательно смотрел его со звуком и без, анализировал язык тела. Конфликт начался естественным образом, поскольку между Украиной и США сохранялись критические разногласия в вопросах экономического и политического сотрудничества.
Сделка по полезным ископаемым не была окончательно согласована. Говорят, что документ уже лежал на столе, рядом с ним — ручка. Но на самом деле, как заявил Скотт Бессент, Украина в последний момент попыталась внести в него изменения. Параллельно Трамп настаивал, чтобы Зеленский прямо здесь, в Белом доме, согласился на прекращение огня. Для Трампа это означало бы крупную политическую победу — немедленное прекращение огня в Украине. Из-за диаметрально противоположных позиций сторон сначала возник диспут, который затем набрал обороты и перерос в полноценный политический скандал.
Во второй части диалога, как мне показалось, стороны уже начали управлять ситуацией. Трамп решил разыграть карту: мол, смотрите, вот почему мы не будем помогать Зеленскому — он против мира, он грубит хозяину Белого дома, ведет себя неподобающим образом. Зеленский, в свою очередь, осознал, что договориться сейчас не удастся, но терять лицо тоже нельзя. Ведь если он потеряет лицо здесь, в США, это может привести к потере поддержки как внутри Украины, так и среди европейских союзников. Поэтому нужно было продолжать борьбу. В какой-то момент дискуссия стала более профессиональной — стороны уже сознательно управляли эмоциями.
Однако изначально весь этот скандал разгорелся из-за того, что визит не был должным образом подготовлен, ключевые темы не были согласованы. На фоне двухнедельной бомбардировки друг друга информационным негативом накопилось взаимное недоверие и раздражение. В итоге все это вылилось в ту самую безобразную сцену в Овальном кабинете Белого дома.
— Вы сказали, что Зеленский все-таки мог вести себя более дипломатично. У него были на это шансы в тот день в Овальном кабинете?
— Мог быть мудрее.
Мне кажется, по многим вопросам необходимо было говорить: у меня другое мнение, но я хочу его обсудить за закрытыми дверями, потому что это вопрос национальной безопасности. То есть не создавать кризис публичной репутации для Трампа.
Все-таки многое, что было сказано, звучит достаточно грубо с точки зрения английского языка.
— Как вы оцениваете мирный план, который разрабатывают европейские лидеры Макрон и Стармер? Его основная цель — добиться перемирия на месяц, ограничив боевые действия в воздухе и на море, а также удары по энергетической инфраструктуре. Затем предполагается постепенное снижение интенсивности конфликта, чтобы склонить Россию к переговорам. Насколько, на ваш взгляд, эта схема реалистична?
— Идея потенциально хорошая, потому что добиться полного перемирия абсолютно невозможно. Надеяться, что в какой-то день стрельба прекратится совсем, — нереалистично. В этой войне погибли сотни тысяч людей, миллионы имеют мотивы для мести, поэтому отдельные столкновения будут продолжаться. Однако перемирие, на мой взгляд, должно начинаться с отказа от применения наиболее тяжелых вооружений, авиации, ударов по инфраструктуре — всего того, что жестко контролируется генеральными штабами и политическим руководством. Стрелять из автоматов или минометов все равно будут, несмотря на политические договоренности, пока не появится буферная зона или войска не будут отведены. Поэтому идея имеет смысл как первый шаг к прекращению огня.
Но для ее реализации нужна поддержка сторон или механизмы принуждения к ее выполнению. Ни того, ни другого пока нет. У Европы нет инструмента для имплементации этого плана, а Россия и Украина на данный момент его не поддерживают. Так что в качестве элемента возможного будущего мирного соглашения — да, но не более.
Хотя, знаете, возможно, никакого мирного плана в привычном понимании у нас не будет. Может быть, мы уже услышали мирный план Трампа, просто не поняли. Возможно, весь его план — это просто «перестаньте стрелять». Перемирие, возможно, и есть вся стратегия Трампа. По крайней мере, именно такие сигналы сейчас исходят от американской администрации.
— Это значит, что дальше Трампу не интересно, что будет происходить?
— Перемирие до конца президентского срока, а дальше или политическая ситуация поменяется, или сам по себе конфликт остынет, но это не будет проблемой Трампа.
Руслан Бортник
сайт Украинского института политика
— Само украинское общество заинтересовано в таком перемирии? Ведь действительно, как Трамп сказал, никто так не настрадался от этой войны, как украинский народ.
— Украинское общество, как и любое другое, разделено в этих вопросах. Согласно социологическим опросам, примерно 25–30% украинцев настаивают на продолжении боевых действий до полной деоккупации всех захваченных Россией территорий. В то же время от 52% (по данным Gallup) до 75% (по данным SOCIS) выступают за завершение войны. Однако даже эта группа, условно «за мир», также разделяется на две подгруппы: одна часть поддерживает заморозку конфликта без официальных договоренностей и уступок России, а другая — за переговоры и достижение мирных соглашений.
Таким образом, в украинском обществе существует три примерно равнозначные группы. В зависимости от баланса общественного мнения, каждая из них охватывает от 20% до 40% населения. Это те, кто выступает за продолжение войны до победного конца; те, кто поддерживает заморозку конфликта без уступок; и те, кто готов к переговорам с Москвой и заключению мирного соглашения. В такой ситуации сложно однозначно сказать, чего именно хочет украинское общество.
Мне кажется, что если говорить о долгосрочном урегулировании, эти модели необходимо пропускать через референдумы. В противном случае одна из крупных групп останется в оппозиции к политическому решению, что создаст значительные внутренние риски и угрозу дестабилизации.
— Но ведь сейчас, как и любые выборные процедуры, референдумы в Украине провести невозможно?
— Да, проведение запрещено законодательством военного времени. Однако у этих ограничений есть срок действия — они могут быть отменены. В любом случае, рано или поздно Украине придется вернуться к практике референдумов и выборов, поскольку без них невозможно обеспечить полноценную связь между обществом и властью.
— Как вы думаете, решится ли Владимир Зеленский провести президентские выборы, фактически рискуя своим постом или даже отказываясь от него?
— Все зависит, конечно, от ситуации. Безусловно, Владимиру Зеленскому этого крайне не хотелось бы. Хотелось бы избежать этого сценария. Но если ситуация на фронте будет негативной, то я думаю, что ему тоже придется на такой сценарий идти.
— А в этом случае у него есть шансы выиграть выборы?
— Все зависит от ситуации. Война и мирные соглашения — это своего рода рамка, которая формирует политическое пространство Украины.
В текущих условиях у Зеленского есть шансы побороться за президентский пост, хотя сегодня более популярной фигурой в стране является генерал Валерий Залужный.
Также у него есть возможность привести значительную силу в парламент. Однако в иной политической ситуации этих шансов может не быть.
Все зависит от того, каким будет потенциальное мирное соглашение. Оно фактически сформулирует главный общественный запрос: будет ли это запрос на справедливость, героизм и жертвы, или же на мир, честность и восстановление? Этот запрос определится содержанием соглашения. В одних сценариях Зеленский как политический лидер сможет конкурировать и даже побеждать, а в других — например, если придется принять большинство российских условий и это будет воспринято как полупоражение — ни он, ни генералы не смогут сохранить популярность.
Если власть не будет соответствовать формирующемуся общественному запросу, то на политической арене неизбежно появятся новые фигуры, либо усилятся политики второго и третьего эшелона. Война и возможное мирное соглашение ежедневно пересобирают политическую картину Украины, запросы общества и набор конкурентных фигур.
— Способна ли коалиция европейских государств действительно отправить свои войска в Украину?
— Для этого необходимо согласие либо США, либо России, а в идеале — обеих стран. Я думаю, что без одобрения хотя бы одного из этих игроков Европа не решится на такую миссию. Возможны ограниченные миссии, например, мониторинговые группы наблюдателей, но полноценные военные контингенты европейских стран в Украине не появятся без гарантий США или обещаний России. Европейские правительства, особенно британское и французское, сейчас достаточно хрупки с политической точки зрения. Любая гибель их солдат на территории Украины может стать соломинкой, способной переломить хребет верблюду, фактором, который приведет к серьезному внутреннему политическому кризису.
— Вы упомянули, что Трамп сторонник быстрых сделок. Если ему не удастся быстро заключить соглашение, он просто откажется от него и фактически бросит Украину на произвол судьбы? И разве это не будет для него политическим поражением, учитывая его предвыборные обещания?
— Да, но в такой ситуации он бросит не только Украину, но и Россию, а также своих союзников в Европе. Трамп может просто сказать, и это вполне соответствует интересам его избирателей: «Это не наше дело. Украина против, Европа против, Россия против — пусть сами разбираются. Пускай там разбираются, а вот тот, кто выживет в этой борьбе, и кому будет нужна помощь, он может к нам обратиться. Он знает условия получения этой помощи». Трамп всегда сможет переложить ответственность за провал либо на Европу, либо на Украину, либо на Россию. И я думаю, что он не понесет при этом тяжелых электоральных потерь, поскольку все уже видели его усилия по установлению мира, в том числе в скандале с Зеленским. Американские избиратели все равно уже видели, что Трамп попробовал, он очень-очень старался, чтобы достигнуть мира.
Я сегодня смотрел американскую социологию: за последние дни рейтинг Трампа вырос на 2%. Это немного, но, чтобы понимать масштаб, на таком же этапе своего президентства Байден уже начал терять рейтинги. То есть такая тактика работает на Трампа. Кроме того, я не думаю, что в Украине возможен «афганский» сценарий выхода США. Это не будет эвакуацией посольства и полного сворачивания присутствия. Скорее это будет переход на такую бизнес-модель: «Вы можете покупать у нас оружие, или Европа будет закупать его для вас. Мы остаемся в украинской политике, медиа, сохраняем посольства, но больше не играем активную роль. Дальше мы готовы продавать и наблюдать».
