Авторы публикации
1. Суверенитет согласно политической теории – это один из [как минимум] трёх признаков государства, наравне с территорией и населением, на которые этот суверенитет распространяются. Под суверенитетом практически всегда понимают и право на власть, и способность это право реализовать, не завися от чужого влияния.
Изначально понятие суверенитета ввёл Жан Боден как апологет монархического абсолютизма, однако с развитием политической мысли взгляды на суверенитет – как и на то, кто имеет право им распоряжаться – менялись. В частности, французский философ радикально-демократического толка Жан-Жак Руссо (повлиявший кстати на Карла Маркса) обосновал право народа на суверенитет – то есть представлял себе суверенитет как соединение личных воль всех граждан государства. Именно поэтому он был сторонником вынесения как можно большего количества вопросов политической важности на всеобщие референдумы.
Говоря о форме, власть может быть демократически избранная, перешедшая по монархическому праву наследования или иным образом; более того, как пишет политический антрополог Н. Крадин, государство в принципе не является единственной формой общественной организации; альтернативой ему могут выступать церковь, мафия и даже пиратство. Опыт «батьки Махно» показал, что возможны и анархические по своему характеру социальные образования. А некоторые романтически настроенные теоретики сравнивали происходившие в 2013-2014 годах события в Киеве с возрождением традиций казацких сечей.
2. Однако, рассматривая вопрос суверенитета, очень скоро приходится столкнуться с тем, что у суверенитета всегда есть ограничения. Они были даже в эпоху абсолютизма (и тем более просвещённого абсолютизма), и условных «тоталитаризмов». Ни одно государство (разве если мы чего-то не знаем) не смогло бы полностью уничтожить свой народ, поскольку тогда бы не осталось ни солдат, ни работников, ни налогоплательщиков, ни обработчиков земли. Объектом уничтожения обычно становятся те, кто этот суверенитет оспаривает – в этом жестокая логика необходимости власти постоянно доказывать, что суверенитет принадлежит ей и она контролирует ситуацию. Отсюда, к слову, такое острое неприятие «сепаратизма» даже в формально либеральных и демократических кругах – они не одобряют саму мысль, что кто-то может иметь свой суверенитет на территории их государства.
В XX веке суверенитет переосмысляется с возрастанием роли международных организаций и союзов. Сочинения философов наподобие Жака Дерриды могут показаться бредом сумасшедшего, но француз-постмодернист сделал важное замечание, что «центр не является центром». Экстраполируя на политическую картину мира, можно прийти к следующему наблюдению: если до какого-то момента национальные государства казались основными акторами мировой политики, то отныне их в чём-то даже опережают новообразованные структуры. Особо примечательными из них являются ООН, ЕС и НАТО. О каждом из них подробнее:
- Организация Объединённых Наций установила всеобщие гражданские права, которые требуют уважать от всех государств-членов ООН. Их нарушение порицается вплоть до введения санкций. Особое влияние имеют пять стран, имеющих право вето в Совете Безопасности: США, Великобритания, Франция, Китай и СССР.
- Европейский Союз – надгосударственное образование, об истинной сущности которого политологи спорят (государство ли это, союз государств или нечто уникальное, не имевшее аналогов в истории). На территории, на которую распространяется юрисдикция центральных властей Евросоюза, как и в ООН, устанавливаются определённые правила, всеобщие для его государств-членов; при этом они способны солидарно вводить санкции против страны, которая не придерживается определённых принципов ЕС (санкций внутри самого ЕС пока не применялось, хотя периодически ими грозили в отношении Польши и Венгрии);
- НАТО – военный союз государств, чей мотив объединения – организация коллективной безопасности, то есть пресечение возможности напасть на изолированную страну, входящую в Альянс (необходимо было западным странам для пресечения возможной атаки со стороны СССР и саттелитов). Правда, имеются случаи, когда бы и отдельные члены НАТО – Турция, Великобритания – вели свои геополитические споры, иногда даже вразрез с союзниками по Альянсу.
В Украине же, кроме этих организаций, огромное влияние имеет Международный Валютный Фонд, что очень заметно по написанным под его диктовку законам о бюджете.
Итак, полного суверенитета государств в их действиях и принятии ими решений в современном мире не бывает. И на то есть ряд причин:
- во-первых, политическая картина мира. На этой планете осталось крайне мало территорий, на которые не распространяется ничей суверенитет; есть лишь некоторые территории, за которые ведутся споры между претендентами (даже виртуальными государствами, хоть их обычно и не рассматривают всерьёз), ну и Антарктика, в отношении которой действует договор 1961-го года, позволяющий использовать континент на южном полюсе лишь в научных целях. Поэтому суверенитет затруднительно распространить на чужую территорию так, чтобы это не вызвало сопротивления власти, имеющей суверенитет над этой самой территорией, а также международных организаций. Парадоксально, но с этой точки зрения кажется более убедительным «суверенитет» диктатора Уганды Иди Амина, по легенде объявившего войну США, а на следующий день признавшего себя победителем;
- экономическая глобализация. Государства слишком тесно переплетены экономическими связями, прерывание которых может привести к непредсказуемым последствиям (эффект домино). Такой «здравый смысл», увы, от войны спасает не всегда, но обычно в конфликтах должна быть значительная экономическая подоплёка, к примеру – получение дешёвых энергоносителей, выход на чужие рынки или устранение конкурентов;
- дороговизна войны. Согласно классическому изречению французского маршала Тривульцио, «для войны нужно три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги». Содержание современных армий обходится в значительные суммы, при этом общий объём оружия массового поражения такой, что с его помощью можно истребить несколько населений планеты и уничтожить жизнь на нескольких планетах. Хотя технология «мятежевойны» (или, как сейчас модно говорить, «гибридной войны») была описана достаточно давно, в нынешнее время она позволяет избегать прямого столкновения между странами, а полномасштабное вторжение проводить только когда почва уже прощупана (или отказаться от него вовсе в случае полного поражения либо достигнутых целей);
- статус изгоя. Поведение на международной арене, которое «цивилизованным обществом» будет сочтено неприемлемым, ведёт к общемировому скепсису в отношении государства с последующим ухудшением бизнес-климата, утраты доверия как партнёра. Как пример можно назвать ситуацию с мировым имиджем России в период 2014-2019, когда даже заинтересованные в сотрудничестве с ней западные страны сталкиваются с сомнением и сопротивлением, и даже дружественные (Белоруссия, Казахстан) иногда совершают демарши. Хотя, опять же – из-за взаимной экономической интеграции и нежелания ссориться с опасным противником подыскиваются пути примирения, пусть даже ценой украинского суверенитета.
3. Исходя из этого, можно назвать несколько критериев того, что позволяет оценить суверенитет государств.
- география. Размеры государства, наличие выхода к морю, рельеф, количество соседей с их намерениями – всё это как-то нужно содержать, обрабатывать, оборонять и отгонять. Украине в этом плане очень повезло находиться на перспективных торговых маршрутах, иметь выход к морю и минимум внутренних географических преград, но умеренно повезло иметь сразу нескольких соседей с большим к ней интересом, что является фактором политической нестабильности.
- легитимность. Понятие субъективное, но если воспринимать его как сознательное подчинение действующей власти, то при наличии крупных очагов неповиновения (мятежные регионы, антиправительственные выступления, которые не удаётся пресечь) легитимность политического центра ставится под вопрос.
Здесь не всё очевидно. Выступления могут быть против власти, чья легитимность не оспаривается ни её многочисленными сторонниками, ни международным сообществом. Фактически с началом эры «цветных революций» именно манипуляция темой легитимности политической элиты и законности оснований проводимой нею политики (нарушение прав человека и избирательного законодательства, создание ОПГ) стали причиной для неоднократного захвата власти оппозиционно настроенным меньшинством. При этом попытки восстановления суверенитета путём силового разгона протестующих оборачивались разными результатами: они могут не привести к внутренним политическим последствиям для правящей верхушки (как это было в Белоруссии), могут стать миной замедленного действия (как в случае с Арменией, где революция таки состоялась, пусть и не с первого раза), а могут поспособствовать стремительному падению режима, как это получилось в Украине времён Евромайдана. При этом в Украине де факто суверенитет не распространяется на всю её определённую Конституцией территорию (при том, что такие органы, как прокуратура Крыма, существуют до сих пор и расходуют государственные деньги).
- преступность.
Здесь ситуация такова, что в ряде стран существует своя мощная мафия, или даже мафиозная диаспора другой страны, которая имеет собственный суверенитет, и с ней приходится считаться, либо даже официальные органы вступают в прямое сотрудничество. Бывают случаи (постсоветское пространство их знает хорошо), когда кланы оказываются донорами политической элиты, как в плане финансов, так и в качестве конкретных персоналий.
- экономика. Чем она крупнее, чем более диверсифицирована, и чем больший у неё запас прочности, тем перспективнее партнёрские отношения с государством, и тем большим рискам оно может подвергать себя при отстаивании своих интересов.
При этом слабая диверсификация очень чревата: если страна, допустим, на международном рынке примечательна только марганцевыми рудами, тогда от колебаний мировой конъюнктуры и спроса и предложения экономика может обвалиться. Демпинг меди, составлявшей крупную статью чилийского экспорта, позволил США в 70-х годах сократить прибыли режима Сальвадора Альенде, которого потом свергли при прямом содействии ЦРУ. У некоторых стран, таких как Норвегия, кроме нефти есть лишь рыба.
- импортозависимость.
От импорта так или иначе зависимы все страны. Однако есть сырьё и продукция, поставки которых можно диверсифицировать, а есть такие, заменить которые очень накладно. Особенно, конечно, политизирован вопрос поставок энергоносителей, поскольку без них рухнет не то что экономика – общество. Те страны, которые обеспечивают свои потребности и способны поставлять энергоносители на экспорт, имеют рычаги влияния на другие страны, из-за чего, в частности, была создана организация ОПЕК, чтобы регулировать мировые цены на нефть и избежать коллапсов. Неравный доступ к ресурсам ставит многие страны в подчинённое положение, вынуждая их продавать сырьё и закупая продукцию высокого передела. Думаем, здесь можно даже не приводить примеры.
- финансовая система. Здесь есть как сильные, так и слабые стороны. Чем к большему количеству инвестиций, облигаций и т.п. имеет доступ государство, тем оно является более гибким при необходимости дополнительных займов на покрытие внутренних нужд и даже выплату других долгов. С другой стороны, значительный внешний долг является бременем, которое сужает свободу во внутренней политике.
Наглядный пример – Украина, где 40% госбюджета на 2020-й год уйдёт на обслуживание преимущественно внешнего долга; у государства просто нет денег на выполнение социальных обязательств. Огромный внешний долг США чреват очередным мировым финансовым кризисом.
- вооружённые силы. Чем сильнее и многообразнее армия страны, тем сложнее против неё выступить, эффективно напасть; зато сама она может позволить себе если не напрямую, то хотя бы опосредованно вступать в конфликты с неприятелями.
Этот фактор может долгое время не давать о себе знать – к примеру, у Австрии не было необходимости задумываться о могуществе их армий в нынешнем тысячелетии, ввиду отсутствия ощутимой угрозы и территориальных споров, но после событий в Крыму европейские чиновники то и дело говорят о необходимости собственной коллективной обороны и увеличении военных расходов.
- идеологическая глобализация. Принявшие курс на евроатлантическую интеграцию страны вынуждены придерживаться определённых стандартов, причём не во всех этих странах данные стандарты, всё расширяющиеся, находят одобрение. Это можно проследить на примере проблемы признания прав ЛГБТ даже в Европе. Таким образом, более суверенными оказываются те страны, которые имеют собственную систему ценностей и могут ради неё пренебрегать мнением международного сообщества, пользуясь даже неконвенциональными методами доказательства своей правоты.
Этот вывод самый непопулярный в нашем материале, и примеры мы приведём тоже непопулярные. Россия может позволить себе игнорировать санкции и иски, поскольку крымский вопрос для неё важнее, а физически выступить против страны с ядерным оружием не согласится никто. Израиль пренебрегает резолюцией Совета безопасности ООН относительно запрета на строительство поселений на Западном берегу реки Иордан, а скандальная резолюция №3379, принятая в 1975-м году, впоследствии была отменена под давлением США, страны, союзной Израилю. Израиль вообще претендует на звание одной из самых самовольных стран, существующих в мире, сравнимая в этом, как ни странно, с Северной Кореей.
Здесь можно прийти также к такому парадоксальному выводу. Самопровозглашённые республики, в том числе на территории бывшего СССР, часто называют марионеточными государствами, реально управляемыми из внешнего политического центра. Такие утверждения верны не в полной мере. Ведь управление – это не только давать разнаряды «от забора и до обеда»; это и организация работы местных правоохранительных органов и социальных служб, коммунальных предприятий, осуществление сбора налогов… очень много дел. Но, по в тоже время, «марионеточные образования» не связаны узами международных договоров и ограниченно ответственны перед сюзеренами, что позволяет им устанавливать не вполне демократические режимы, но не всегда позволяет сдерживать преступность (наоборот – позволяет ею пользоваться).
Говоря о неочевидных выводах, можно также заметить, что крупнейшие государства тоже не во всём суверенны. Взять, к примеру, США. Теракт 9/11 был организован преимущественно гражданами Саудовской Аравии, но это один из важнейших партнёров США на Ближнем Востоке, крупный инвестор в экономику Америки, который даже не принёс извинение за этот акт. Зато в самой Саудовской Аравии (вернее, в её посольствах, которые тоже территория государства) могут казнить журналистов средневековыми методами, и только после широкого резонанса при растерянности США саудиты могут-таки осознать свою провинность. Впрочем, даже СА не обходят стороной некоторые либеральные новшества, и не вполне понятно – это такое следование духу времени, попытка понравиться потенциальным инвесторам, внутренняя эволюция или результат давления негосударственных организаций (в том числе международных). Кстати, говоря о них.
- влияние негосударственных международных организаций на политику.
Существует ряд организаций, наподобие Transparency International, «Врачи без границ», Международный комитет Красного креста. Если для обеспечения работы последних двух государствам приходится из уважения «потесниться» своим суверенитетом, то Transparency дают свои оценки соблюдению прав человека, что позволяет классифицировать страны как коррумпированные и некоррумпированные. Манипулирование результатами данных рейтингов используется для политического давления на правительства. Абсолютно то же самое относится к Freedom House, измеряющей «свободу» в странах.
В Украине является фетишем рейтинг Doing Business, составляемый Всемирным банком. Из-за этого правительство готово даже проводить непопулярные реформы, невзирая на негативный опыт других стран. Венецианская комиссия выносит свои заключения по принимаемым законам и конституциям, и их доводы могут приниматься во внимание, а могут игнорироваться.
- подконтрольность каналов массовой коммуникации.
Здесь всё просто – государство заинтересовано осуществлять контроль за культурной и медийной политикой, дабы не пустить конкурентов. Иначе возможно существование не зависимого от него культурного поля, что потом поставит под угрозу суверенитет государства. Именно поэтому в Украине борются с социальными сетями и телеканалами, рассчитывая, впрочем, что от этого удастся вернуть нелояльное население под своё влияние.
- система образования и науки.
- господствующая церковь.
Частные случаи канала массовой коммуникации. Церковь «благословляет» власть на осуществляемую политику. Что же касается образования, то когда государство способно обучать своих высококлассных специалистов, оно меньше подвержено влиянию «чикагских мальчиков». Университеты США имеют огромные бюджеты и служат местом для обучения политической элиты стран по всему миру, что потом сказывается на образе мышления этих элит, их внешних ориентациях.
- язык.
Язык является тем каналом коммуникации, который обеспечивает работу всех каналов коммуникации в принципе; языковое пространство уже несёт в себе определённые смыслы, что есть хорошо, а что плохо (и кстати отличия украинской и русской википедий это наглядно показывают). Кстати, по происходящим в Украине процессам можно сделать вывод, что свою экономическую и политическую десуверенизацию власть стремится буквально по Фрейду заместить культурной суверенизацией: подчинить себе информационное поле.
Руслан Бортник, Лекс Свифт.
